Мой первый фик ^,,,^

[pifichka]

Большое спасибо всем кто вызвались сражаться с моей неграмотностью. Отдельное спасибо Kris Stein.
Без твоего чуткого контроля и твоей здравой мысли, мой фик продолжал бы хромать на обе ноги. Ты потрясающая бета

Название: Первый снег
Автор: Пыфычка
Фандом: Naruto
Бета:  Kris Stein.
Пейринг: Мадара\Пэйн
Рейтинг: G
Жанр: angst.
Статус: закончен
Дисклеймер: моя только писанина)
Размещение: С этой шапкой ну и меня оповестите ^_^
Саммари: В нашем мире слишком мало красного...
Предупреждение: ООС ибо все есть ООС
От автора: Бесконечно благодарен моим терпеливым бетам, стойко переносящим мои безграмотные речи.

Читать.

Как редко это бывает… Но здесь тоже иногда выпадает снег... Раз в несколько лет. Это самый чистый, самый одинокий и самый первый снег. Он всегда тает, и его всегда стремятся смешать с грязью, быстро затаптывая ботинками. Но в этот раз он пошел ночью, ночью, когда никого невозможно встретить… Лишь одинокие фонари, заливая улицу рыжим светом, нежно встречали огромные белые хлопья снежинок, падающие с неба. Мягкий, белый, таящий пух всего за пол часа сделал мир смертельно бледным, закрывая его своей непорочностью и чистотой. Тишина заполняет время, кажется, что этот аристократический белый облик навеки останется лежать первым снегом, закрывая все. Но это так обманчиво, уже завтра с утра от него ничего не останется…
Пушистые снежинки медленно опускались на короткие рыжие ресницы и тут же таяли от тепла. Сколько снежинок было убито его теплом за то время, что он так бесцельно стоял здесь, запрокинув голову и закрыв глаза. Новые падали каждую секунду…может тысячи... а может больше? Говорят, что узор ни одной не повторяется… Значит, они исчезли навсегда… Так бессмысленно упали с неба, чтобы просто растаять на его белых, с таким непривычным румянцем от холода, щеках. Ну и пускай умирают… Все равно завтра их смешают с грязью, и они станут единой серой массой, потерявшей свою оригинальность. Мы все так живем – медленно падаем вниз, иногда по кругу, иногда прямо, иногда гонимые резким ветром, и умираем… Не все ли равно: под ногами прохожих или на бледных щеках? Смерть, она ведь всегда будет смертью… Концом, как не посмотри. Но ветер... он может продлить существование каждой отдельной снежинки, бережно неся ее и не давая приземлиться. Ветер - это удача, возможность, надежда ненадолго продлить эту черно-белую жизнь, в которой так мало красного...
Изящные тонкие рыжие брови слегка вздрогнули, и спокойное, мраморно-белое лицо с розовыми щеками слегка нахмурилось. Но это видел только снег, падающий откуда-то сверху. До этого завтра не будет никакого дела, никто не узнает, кто и почему
стоял здесь, никто не узнает, зачем… А даже если бы и знали, разве это интересно? У них своя жизнь. Ну и плевать… У него тоже своя жизнь и все они безразличны ему ровно так же, как и он безразличен им. Легкие медленно расширяются, пропуская
внутрь ледяной воздух, который появляется еле заметным теплым паром на выдохе, в котором гибнут новые и новые снежинки. Глупые…
Холод бесстрастно терзает тело, легкий плащ, надетый сейчас только из-за привычки носить форму, совершенно не приспособлен для такой погоды. Хотя определить теперь, что это форма, сложно – мужчина так долго стоял, что падающий снег закрыл и черную ткань, и красные облака с белой обводкой.
«Ну и к черту».
Рот слегка приоткрылся и теперь снежинки, падающие на тонкие изящные губы, умирали в потоке горячего дыхания, поднимающегося теплым паром вверх. Оранжевый свет ночного фонаря причудливо играл тенями в коротких, непослушных, торчащих в разные стороны рыжих волосах, и маленькой игривой искрой отражался в каждом металлическом шарике пирсинга на его лице. Холод терзает и их, проморозив податливый металл, и теперь, там где штанга уходит под кожу, немного щиплет. Но это не боль, это даже не отдаленное подобие боли. Боль совсем другая – пластмассовая, дикая, тупая, нудная, сверлящая… Похожая на то, что сейчас извивается в груди, жаля отстраненно бьющееся сердце.
«Ну и пускай жалит, знаешь… этому сердцу ведь давно уже все равно, ему надоело биться… Просто в этом нет смысла. Знаешь, как это однообразно - так долго стучать о ребра, знаешь, как это бессмысленно? Но пока где-то там, в мозгу, работают антагонисты, пока приходит приказ «сокращаться», оно будет стучать… Но смысла в этом нет никакого».
Легкие медленно увеличиваются, топя себя ледяным воздухом.
Тихий скрип умирающего снега под чьими-то шагами. Он открывает миндалевидные белые хищные глаза и видит медленно летящие с черного неба белые хлопья.
«Так мало красного».
Шаги остановились за спиной. Он слегка поворачивает голову, но смотрит в сторону, и от этого движения хлопья снега сыплются с его рыжих непослушных волос, играя в рыжем свете фонаря искрящейся россыпью.
- Ты здесь давно, – раздался спокойный голос за спиной.
«Бессмыслица», - сердце быстро забилось в груди.
- Это вопрос или утверждение? – холодный и ничуть не тронутый ускорившимся пульсом голос.
- Замечание…
- Я запомню… - отворачивается и смотрит перед собой.
«Больно…».
Два шага за спиной, и тепло чьей-то прижимающейся, нервно дышащей груди, теплые руки, обнимающие за живот. Он тяжело вздыхает и слегка вздрагивает.
- Что? – голос все так же холоден.
- Скучал… - звучит тихий шепот у уха.
- Это вопрос или утверждение?
- Это правда…
Смотрит в небо. Интересно, а к небу есть подход? Есть ли какое-то слово или отношение, при котором небо сдается? Или же этот снегопад - слабость неба?
«Полностью разделенная слабость... Значит можно?».
Теплые прикосновения и тихий шепот у уха. Первыми сдаются легкие, прерывисто выпуская воздух, дальше сердце – бешеный ритм, потом боль – тягучая и желанная, тело… последним сдается разум, напрасно желая себя обмануть.
- И что? – он оборачивается к пришедшему.
Все уже было проиграно… Давно, заведомо известно, но ради какого-то глупого принципа еще зачем-то нужно было держать марку. Зачем-то смотреть в бездонные черные глаза, которые постепенно становились кроваво-красными, ухмыляться в ровные,
слегка приоткрытые губы, сдерживаться и не дотрагиваться до белой кожи, не касаться смольно-черных длинных непослушных волос. «Черный, красный, белый… Идеально».
- Дурак… - тихий шепот и слегка искривившиеся в ухмылке губы.
- Вам лучше знать… - насмешливый взгляд.
Злоба, грусть, расстройство, боль: поочередно эти чувства искажают бледное аристократическое лицо, и это выглядит странно, ведь обычно оно такое спокойное и безразличное. Правило номер двадцать пять - не проявлять своих эмоций, но отчего-то именно этим пунктом устава он постоянно пренебрегал. Маленькое движение вперед и губы сливаются в необъяснимом поцелуе страсти, взаимных обид, любви и ненависти.
«Я как снег – просто падаю вниз, а ты - мой ветер».